Успешный хирург запретил супруге иметь детей, но через 6 лет судьба преподнесла ему сюрприз.

Мальчик на соседней койке, подросток лет шестнадцати, смотрел на Максима с восхищением. Он держал за руку младшую девочку — вероятно, сестру. Оба ждали новостей от хирурга.

Максим замер на секунду: эта семья приехала из глубинки, далеко от города. В голове вспыхнул образ: а что, если именно так должна была начаться и его собственная семья?

Но в личной жизни всё шло наперекосяк.

Дилемма

Роман с Катюшей продолжался, и душа Максима рвалась на части. Он любил жену, их уютный быт, ту безмолвную, но крепкую привязанность. Как совместить внешнее благополучие с внутренней бурей, с жаждой свободы и острых ощущений? Особенно — с отказом от детей, который он навязал шесть лет назад.

Тогда они едва не разошлись. Но он стоял на своём: никакой семьи, только карьера. Ирина уступила, но внутри неё осталась боль. Она была готова стать матерью. Он — нет.

Тревога

Катюша влекла его. Смелая, страстная, уверенная. Быть с ней — как вдохнуть глоток свежего воздуха. Но каждый раз после встречи с ней на душе становилось всё тяжелее. Ему хотелось свободы, но он чувствовал себя всё более загнанным.

Вернувшись домой после дежурства, он заметил Ирину в кресле. Она встретила его спокойным взглядом.

— Поздно пришёл, — сказала она тихо.
— Дежурство, — буркнул он.

Она вздохнула. Он сел рядом. Десять лет брака, споров, тихих ужинов, совместных тревог. Между ними тянулась тень — она хотела ребёнка, но боялась вновь поднимать этот вопрос.

Ирина вдруг сказала:

— Я счастлива с тобой, но ты как будто всегда где-то не здесь.

Максим посмотрел ей в глаза. Она была права.

— Я… сам не знаю, где я, — прошептал он.

Она положила руку на его. Между пальцами — молчаливые клятвы и утраченные мечты.

На следующий день, во время операции, один из маленьких пациентов умер. Максим всё сделал правильно, но жизнь ушла. Он вышел из операционной, раздавленный.

Катюша ждала его в коридоре:

— Ты в порядке?

— Нет. Я перезвоню.

Она увидела его измученное лицо. Что-то в ней замерло — он менялся.

Вернувшись домой, он увидел Ирину в саду. Она сажала жасмин.

— Чаю хочешь? — спросила она.
— Да, — ответил он.

Когда она протянула ему чашку, он вдруг коснулся её живота. Сердце стучало, в горле стоял ком.

— Мы можем… попробовать. Завести ребёнка.

Она не верила своим ушам. Глаза наполнились слезами. Она кивнула. Он обнял её. Впервые за годы он позволил себе шаг к жизни, которую прежде отверг.

Через несколько месяцев она принесла ему тест. Положительный. Он замер.

— Мы ждём ребёнка…

Она улыбалась. Он — плакал, впервые за долгие годы. Всё, что он отталкивал, возвращалось — но уже с радостью.

Катюша ушла в прошлое. Осталась только Ирина, их тёплый дом, их будущее.

Ирина ходила по дому словно в полусне. Беременность была желанной — хоть и неожиданной. После стольких лет молчаливого отказа, после бесконечных компромиссов, она наконец позволила себе мечтать. Но радость не затмевала тревогу.

Максим по-прежнему был рядом — внимательный, ласковый. Он всё чаще оставался дома, всё реже выходил на внеплановые операции. Но Ирина видела: он борется. Не с ней — с собой.

Однажды вечером, лёжа рядом, она спросила:

— Ты рад?

Максим не сразу ответил.

— Я боюсь, — наконец признался он. — Боюсь не справиться. Боюсь, что буду плохим отцом. Что подведу тебя… нас.

Она коснулась его щеки:

— Не надо быть идеальным. Будь просто с нами.

Он кивнул. Слёзы выступили на глазах — те самые, которые он не мог себе позволить даже после самых тяжёлых операций.

В один из дней Ирина обнаружила в его телефоне сообщение от Кати. Оно было коротким:
«Ты даже не попрощался. Знаю, что теперь всё иначе. Береги её. И… себя.»

Ирина не сказала ничего. Она не устраивала сцен. Но вечером, когда они пили чай, она произнесла:

— Ты закончил?

Максим посмотрел в её глаза. Долго. Медленно кивнул.

— Да. Навсегда. Поздно понял, что терял. И вовремя — что ещё можно вернуть.

Она поверила. Не словам — глазам. Впервые за долгие годы она почувствовала: он здесь. С ней. Настоящий.

С каждым месяцем живот округлялся. Ирина училась отдыхать, позволять себе слабость. Максим строил детскую. Он не умел держать молоток, не знал, как собрать кроватку — но делал. Она смеялась, когда он прикручивал полку вверх ногами. Он злился, потом обнимал её, прося прощения.

— Всё получится, — говорила она.

— Главное, чтоб ты была здорова, — отвечал он. — Ты… вы.

Иногда он сидел рядом с её животом и говорил:

— Привет. Это папа. Я, конечно, опоздал, но теперь — никуда.

Ирина смотрела на него с тем самым взглядом, в который влюбилась когда-то: немного растерянным, честным, очень живым.

На восьмом месяце начались осложнения. Тонус. Госпитализация. Больница, которую Ирина знала почти как дом, вдруг стала враждебной.

Максим рвал душу. Он звонил каждые полчаса, просил коллег: «Только скажите, что всё хорошо».

Когда его наконец пустили в палату, Ирина лежала с закрытыми глазами. Он сел рядом, взял за руку.

— Ты справишься. Мы справимся. Ты сильнее, чем кажешься.

Она приоткрыла глаза и тихо произнесла:

— Я больше не боюсь. Потому что ты здесь.

Роды были тяжёлыми. Экстренное кесарево. Часы ожидания. Потом — плач. Первый, громкий, живой. Мальчик.
Максим, стоя за стеклом, сжимал кулаки и молился — впервые с тех пор, как умер его отец.

Младенца показали на мгновение. Он был крошечным, сморщенным, но в тот миг стал для Максима самым прекрасным существом в мире.

Ирина была слаба, но улыбалась. Он поцеловал её в лоб и прошептал:

— Спасибо. За него. За нас. За всё, что ты вынесла, пока я боялся жить.

Они назвали сына Алексеем — в честь отца Максима. Теперь ночи были без сна, дни — в хлопотах.
Максим впервые почувствовал, что значит быть нужным не как специалист, а просто как папа.

Он научился менять подгузники, петь колыбельные, вставать по первому крику. Карьера больше не была на первом месте.
Коллеги удивлялись: «Ты изменился».

— Да, — говорил он. — И это лучшее, что со мной случалось.

Прошёл год. Алексей сделал первые шаги. Максим был рядом. Смеялся, поддерживал, снимал на видео каждое «мама», каждое «папа».

Он не был идеальным отцом. Он ошибался. Иногда забывал, злился, уставал. Но он был рядом. Всегда.

Ирина смотрела на них двоих — мужчину, которого когда-то боялась потерять, и ребёнка, которого едва не лишилась из-за чужих страхов. И знала: они дома. Настоящем.