— Ты теперь богатая? Купи мне квартиру, — требовала свекровь. Анна молча положила перед ней распечатку с ценами на съёмное жильё

Анна заранее знала, что ехать туда — идея паршивая. Но Дмитрий уговаривал с привычной скукой в голосе, как будто обсуждал погоду или курс доллара.
— Это же мама… Ну не делать же из этого трагедию. Поехали на пару часов — и всё.
Анна стояла у зеркала, натягивая джинсы. Шёл третий месяц её повышения в отделе, и времени на всякие «поехали к маме» не оставалось ни капли.
— Она меня не любит, Дим. Даже не старается сделать вид, что уважает. Неужели ты не замечаешь? — голос звучал спокойно, но внутри уже всё кипело.
Дмитрий пожал плечами.
— Да у неё характер такой. Она ко всем такая. Даже к своему коту. — он усмехнулся, глядя в телефон.
Анна посмотрела на него.
— Ты сравнил меня с её котом?
— О, Господи, опять ты всё переворачиваешь…
В машине было тихо. Дмитрий включил радио на какую-то попсу, чтобы не говорить. Анна смотрела в окно. Пятница. Пробки. Шестой раз за год ехать к Елене Петровне — и каждый раз как экзамен, только оценка всегда заведомо «двойка». У неё было всё не так: манера говорить, прическа, обувь, профессия, да и сама Анна — тоже «не так».
Дом свекрови — это советский кирпичный шестнадцатиэтажник, где даже запахи в подъезде не менялись с 90-х. На этаже их ждала дверь цвета баклажана и табличка «Звонок не работает, стучите».
Анна постучала.
— Скоро эта табличка будет и на тебе, — пробормотала себе под нос. — «Звонок не работает».
Открыла дверь Елена Петровна, с выражением лица, как будто увидела у порога контролёра в метро.
— О, Аннушка, ты всё-таки пришла. Я думала, у вас там квартальные отчёты и бессонные ночи. Ну, проходите…
— Здравствуйте, — натянуто кивнула Анна и прошла внутрь.
На столе уже дымились голубцы. Рядом салат «Оливье», в холодильнике, как всегда, торт с просроченным кремом.
— Ты сегодня — гость, или как всегда: посидишь в телефоне, поедешь домой и скажешь, что «устала»? — съязвила свекровь, раскладывая салфетки.
— Устала — не значит, что хочу вас избегать, — спокойно ответила Анна, снимая куртку.
— Это ты мне? — свекровь изогнула бровь. — Я ж только рада тебе. Не каждый же день к нам такие важные гости заезжают.
— Мам, хватит уже, — буркнул Дмитрий, не отрываясь от экрана телефона.
Анна уселась на краешек дивана. Елена Петровна принесла чай и села напротив, скрестив руки.
— Ты ведь не придёшь ко мне в понедельник?
— А что в понедельник? — Анна насторожилась.
— Ну как же, мне ж 60. Юбилей. Но ты, наверное, занята. Квартальные отчёты, да?
Анна замерла.
— Вы не приглашали меня.
— Ой, а что, нужно было? Я думала, Дмитрий передаст. Хотя… может, я просто не хотела портить себе праздник. Стараюсь же думать о себе в этом возрасте.
— Мам, ну ты даёшь… — Дмитрий оторвался от телефона. — Ты реально не пригласила Аню?
— Да не начинай. Ты ж сам говорил, что у неё всегда отговорки. Сначала работа, потом здоровье, потом подруга заболела, потом опять работа… Я устала угадывать, когда она снизойдёт.
Анна медленно поставила чашку на стол.
— Поняла. Всё, спасибо. Я действительно занята.
Она встала. Дмитрий попытался схватить её за руку.
— Ань, ты куда?
— Домой. К себе. Где, знаешь, никто не считает меня лишней.
— Да перестань ты… Ну сказала мама глупость, и что теперь? — он засуетился, встал, пошёл за ней.
Свекровь фыркнула.
— Вот так всегда. Уйдёт в слезах, потом ты мне выносишь мозг. Я ж тебя предупреждала, сынок. Она — не твоя женщина. Она — про карьеру, а не про семью. С этими своими кредитами, ипотеками и независимостью.
Анна обернулась.
— Я — не про «семью»? Вы серьёзно? Да вы даже не знаете, какой у вас сын. И сколько раз он ночевал у коллег, потому что вы устроили истерику. Или сколько он денег мне задолжал. Вы, конечно, обо мне плохо думаете, но я хотя бы молчу. А вы — гадите в лицо. И в День Рождения, и в любой другой день.
В глазах свекрови мелькнуло что-то похожее на злость, но она сразу прикрыла это фальшивой улыбкой.
— У тебя явно проблемы с самооценкой. Это я — враг, да?…

Анна повернулась лицом, ее сердце бешено колотилось. Его слова летели вперед, как стрелы, без возможности возврата. Елена Петровна, застыв, смотрела, как она уходит, в то время как Дмитрий пытался догнать ее в коридоре.

— Анна… — позвал он упавшим голосом, как будто он сошел с ума.

Но дверь снова закрылась. Раздался сухой щелчок, который эхом разнесся по всей тишине, оставленной прерванной Трапезой.

Елена, оставшись одна, положила руки на стол, который она тщательно накрыла. Жар посуды рассеялся, запах капустного супа смешался с холодом в его сердце. Сама того не осознавая, она прошептала:

— Нет… она не должна была отвечать.…

Дмитрий рухнул на диван, его взгляд затуманился от замешательства.

— Я все сломал… что я еще сделал ? – прошептал он, охваченный почти ощутимым смятением.

Дома Анна долго стояла в подъезде. Ее руки дрожали. Каждый дюйм его жилища дышал покоем после удушья противостояния. Она легонько положила ключи на консоль, сделала глубокий вдох и поднялась наверх.

Ей нужно было позвонить своей лучшей подруге Софии, той, которая принимала ее сомнения без осуждения. Была полночь, но желание поговорить помешало ему выключить телефон.

София ответила со второго звонка :

– Анна ? Я… мне снилось, что ты уезжаешь. Ты вернулась домой ?

Его голос был мягким, нежным, как бальзам. Разговор начался приглушенно. Постепенно слова лились потоком — о давлении свекрови, уязвленном эго ее спутника, его усталости, его желании все бросить.

— Ты не был эгоистом, – подчеркнула София. Ты защищал то, кто ты есть. Это не пустяк.

Анна подавила горький смешок :
– Защищать того, кто я есть ? Как будто это не хрупко.

– Хрупкий не значит слабый. А как насчет твоего мужа ? Он поддержал твой выбор.

— Он последовал за мной, когда я сказала “Я ухожу домой”,-признается она. Но он оставался таким… молчаливым.

На следующее утро солнце осторожно просачивалось сквозь жалюзи. Анна уже не знала, спит ли она или все еще находится в этом жутком промежутке.

Ее телефон завибрировал : мама. От матери она ждала утешения и ясности.

— Душенька… Послушай, ты все сделал правильно. Это твое пространство, твой баланс. Не позволяй никому сводить тебя к тому, чего они хотят. Даже твой муж.

Снаружи пели птицы, как будто ничто не нарушало их мир. Она поняла, что больше не хочет плакать в доме, который не был похож на нее.

Она заперла вход, перекинулась парой слов с Софией, пересмотрела свой гардероб-белую рубашку, удобные джинсы — и спустилась вниз, чтобы встретить Новый год.

За завтраком его ждал Дмитрий. Он сидел, смущенный, орудуя ложкой в своей чашке.

— Анна… прости меня, – прошептал он. Я не остался, потому что думал, что ты вернешься. И мне было страшно. Страх перед тем, что должно было произойти.

— Я тоже боялась, Дмитрий. Боюсь, что ты осудишь меня за все, что я приобрел. За то, кто я есть.

На мгновение их взгляды встретились, колеблясь. Не враждебность, а огромная печаль, похожая на туман, который развеивается, только когда мы встаем.

— Я забыл быть гордым, – признался он. От тебя. Мне очень жаль, Анна.

Она осторожно кивнула, как будто это прощение, которого он ждал, могло залатать открытые трещины.

— Я не хочу покидать тебя. Но я хочу, чтобы ты увидел, что я стала той женщиной, которой являюсь — независимостью, успехом, честностью. Доказательство тому – я живу здесь, в своем собственном доме.

В то воскресенье Анна пошла покупать пирожные в кондитерскую, где отмечала свой последний день рождения. Она принесла две коробки этого в дом своей свекрови.

Елена Петровна открыла не сразу. Высоты здания внезапно показались более отдаленными. Дверь открылась, через несколько секунд наступило тихое утро.

— С Днем рождения… опоздал, – начала Анна, но с улыбкой-искренней, довольной.

— Почему ты здесь? – почему ты здесь? – прошептала мачеха, вытягивая губы.

— Я здесь, потому что я жена твоего сына, – тихо ответила Анна. И потому что я уважаю твой день. Тебе шестьдесят, у тебя есть право не делиться всем, но я бы хотел быть там.

Елена посмотрела на нее, ее глаза затуманились. В его взгляде было потрясение — признание другого, робкое, нерешительное.

— Спасибо… Заходите, сделайте себе кофе…

Они сели лицом к лицу, выпивая за жизнь, за возраст, за красоту, о которой могут рассказать только цветы на день рождения.

В последующие дни напряжение не спадало ни на йоту. Оставались слова, которые нужно было зашить, открытые раны. Но с каждым телефонным звонком, с каждым обменом семейными фотографиями сплеталась нить доверия : Анна, практичная современная женщина, и мама ее мужа, такая разная, такая требовательная — теперь связанные страшным воссоединением.

Что касается Дмитрия, он подумал, что он не слабый человек : вернуть доверие и рассматривать свою жену как поддержку, а не угрозу, было, вероятно, величайшим доказательством любви.