— Не тебе судить, как мы тратим зарплату моего сына — фыркнула свекровь. — Я его растила и мне решать, куда идут его деньги.

Марина стояла у окна в ординаторской районной поликлиники. Шестой час вечера. За стеклом дрожали огни осеннего города, смазанные моросящим дождём. Она закуталась в тонкий халат, будто надеялась укрыться не от холода, а от гнетущих мыслей.

— Опять задерживаешься? — Света, старшая медсестра, подошла сзади, протянула чашку чая. — Домой пора. Замоталась совсем.

Марина кивнула. Домой. Как странно звучало это слово, когда оно давно не принадлежит тебе.

Квартира свекрови, где они жили с мужем и сыном, встречала запахом жареного лука, старым линолеумом в коридоре и вечной пассивной агрессией. Ольга Алексеевна сидела в кресле, вязала и смотрела телевизор.

— Кирилл уже поел, — не оборачиваясь, бросила она. — Надо было приходить вовремя.

— Я задержалась, пациентов много, — Марина осторожно сняла обувь, пряча усталость за привычной вежливостью. — Кирюш, ты где?

Из-за угла показался сын — семилетний мальчик с торчащими вихрами и веснушками. Как две капли воды — отец.

— Уроки сделал?

— Почти, мам. Только математику.

— Русский не тронул! — вклинилась свекровь. — Весь в тебя — ленивая. Я же сказала, чтобы не откладывал.

Марина хотела возразить, но сдержалась. Свекровь — словно жёсткий директор, с которым невозможно спорить: ты всегда виновата, по умолчанию.

Вечер тек вяло и однообразно. Кирилл делал русский под ворчание бабушки. Марина на кухне чистила картошку, поставила тушиться рагу на завтра, потом гладила мужские рубашки. Телефон звякнул — сообщение от Виталия:

«Привет. Как вы? Я задержусь на неделю. Подменяю Игоря».

Марина перечитала. Потом ещё раз. И ещё. Значит, не две недели без мужа, а три. Три недели в квартире, где ей каждый день напоминали, что она здесь — гостья. Где с неё требуют, но ничего не дают.

Она ответила коротко: «Хорошо. У нас всё нормально». А что ещё писать? Что деньги на карточке закончились, и сын снова жалуется на зрение?

Следующее утро началось с резкой фразы:

— Счёт за свет опять вырос! — свекровь махнула бумажкой, будто доказательством преступления. — Ты бы, Марина, научилась экономить. Не в отеле живёшь!

Марина промолчала. За пять лет жизни с Ольгой Алексеевной она научилась сдерживаться.

На работе Света снова остановила её у раздевалки.

— Мариш, выручишь до среды? Тысячи три. А то за садик платить нечем.

Марина полезла в кошелёк, достала две.

— Больше нет. Самой бы дотянуть.

— А Виталик?

— Он на вахте. Все деньги матери пересылает, — выдохнула Марина.

— Всё?

— Почти. Квартплата, лекарства. А нам — остатки.

Света прищурилась.

— И ты это терпишь?

Марина горько усмехнулась:

— Скажу: «Или я, или твоя мать» — угадай, кто победит?

— Знаешь, что бабушка моя говорила? — Света наклонилась. — Мужчина либо сын, либо муж. Двумя сразу не бывает.

Вечером Марина заметила, что Кирилл снова морщит лоб, щурится на экран.

— Что с глазами?

— Очки старые… сломались. Я в школе уронил. А ещё смеются — говорят, как у малышей.

— Очки? — Ольга Алексеевна подняла брови. — Вон, я в детстве вообще без очков была. И ничего — вижу!

— У него астигматизм, — спокойно ответила Марина. — Врач прописал специальные линзы.

— Придумали диагнозы… Всё вы балуете. Я всю жизнь работала — и без врачей.

Ночью, уложив сына, Марина набрала Виталия.

— Нам нужны деньги. Очки для Кирилла, и куртку — из прошлогодней вырос.

— Сейчас не могу, — раздражённо отозвался он. — Я всё маме перевёл. Как вернусь — разберёмся.

— Ты же не через неделю, а через три. — Её голос стал чуть резче. — И не мне надо, а твоему сыну.

— Не начинай, Марин. Я устаю здесь, вкалываю. А ты только жалуешься.

— Я не жалуюсь. Я прошу. Я одна тут, и твой сын не видит нормально. Мы не живём — мы выживаем. Мне надоело.

Он молчал.

— Я больше не могу, Виталик, — прошептала она.

Он повесил трубку.

⸻

Через два дня Марина пошла в оптику. Очки стоили шесть тысяч. На карте было триста восемьдесят рублей.

Света, узнав, сунула ей четыре тысячи — мол, вернёшь, когда сможешь.

— Не для тебя, — сказала. — Для Кирилла.

Очки сделали через неделю. Кирилл светился, когда примерил их. Даже стал увереннее.

Но вечером всё пошло по кругу.

— Ты где взяла деньги? — свекровь стояла на пороге с грозным видом. — Это ты у Виталика выпросила?

— Нет. Подруга дала. В долг.

— Да что же ты… чужим людям на шею садишься?! Это позор. Вон, у меня муж — копейку берег, и ничего.

— А мой муж бережёт только вас, — тихо ответила Марина.

— Что?

— Я сказала — он бережёт вас. А про нас забывает.

Впервые свекровь замолчала. Потом бросила:

— Не тебе судить. Я его растила. Я имею право.

— А я рожала. И тоже имею право, — Марина смотрела прямо. — Вы — его мать. А я — мать его сына. Может, хватит меня вытирать?

Ольга Алексеевна замерла. Потом отвернулась.

— Делай как хочешь. Только потом не ной.

⸻

На следующей неделе Марина подала заявление на пособие как мать-одиночка. Оформила временную регистрацию отдельно от свекрови. И нашла курсы повышения квалификации — с последующим переводом в областной центр, с возможностью получения служебного жилья.

Когда Виталий вернулся, Марина уже собирала коробки.

— Ты что? — он стоял в дверях, как мальчишка, растерянный. — Уезжаешь?

— Да. Сыну нужны очки, квартира, покой. Мне — уважение. У тебя — всё это только для мамы. У нас… ничего.

Он не знал, что ответить.

— Можешь приезжать к сыну, — добавила она. — Но жить мы больше не будем как раньше.

Кирилл подошёл к отцу в новых очках и крепко его обнял. Виталий, впервые за долгое время, не нашёл слов.

А Марина — нашла себя.

Прошла неделя. Новая жизнь в областном центре только начиналась. Служебная квартира была крохотной — однокомнатная, с облупившимися обоями и скрипучими полами. Но это была их квартира. Их, с Кириллом. Без осуждающих взглядов, без постоянных нравоучений и унижений.

Марина вставала в шесть утра, собирала Кирилла в новую школу, сама мчалась на курсы, а после — в отделение новой поликлиники, где уже проходила стажировку. Было трудно. Но по-другому — свободно.

⸻

На пятый день после переезда Виталий позвонил. Долго. Упрямо. Она сначала не брала, но потом всё же нажала зелёную кнопку.

— Алло.

— Марин, я… Я не понимаю, что происходит. Ты просто взяла и сбежала?

— Я не сбежала. Я уехала, потому что жить так больше не могла. Потому что ты выбрал быть сыном, а не мужем и отцом.

— Ну… Мама же ничего плохого тебе не делала! Она просто…

— …считала меня прислугой. Решала за тебя, как нам жить. Я всё это проглатывала годами. А ты молчал.

Он помолчал. Потом:

— Кирилл… он спрашивает обо мне. Ты же не можешь его лишить отца.

— Я и не лишаю. Приезжай. Но жить мы больше с тобой не будем. Не здесь. Не в тех условиях.

⸻

Через пару недель Виталий приехал. Стоял в коридоре с сумкой и цветами.

— Я подумал… Может, начнём с начала?

Марина была в домашнем трикотаже, волосы собраны в пучок, на плите кипел суп. Кирилл за столом рисовал.

— Ты решил, что если купишь букет, то всё обнулится?

— Я решил, что хочу вернуть семью.

— А я — быть услышанной. Я просила поддержки, а ты говорил: «Не начинай».

Он опустил глаза.

— Я поговорил с мамой. Сказал, что так больше нельзя. Что ты — моя жена, и ты важна.

— Поздно, Виталий. Слова не стоят ничего, если за ними нет действий.

— Я хочу действовать. Хочу быть с вами.

Марина медленно выдохнула. Где-то глубоко в груди сжалось. Когда-то она мечтала услышать именно это. Но мечты, к которым не стремились, превращаются в пыль.

— Ты можешь приезжать. Быть рядом с сыном. Но мне нужна дистанция. Я должна понять, есть ли у нас ещё что-то — кроме усталости и привычки.

Он остался на выходные. С Кириллом гулял, читал книжки, впервые за долгое время был действительно рядом. Но Марина чувствовала: доверие не возвращается одним визитом.

⸻

Через месяц Виталий снова приехал — один, без цветов, без сумки. Просто сел на табурет на кухне и сказал:

— Я снял квартиру в этом городе. Нашёл работу. Не прошу вернуться. Просто хочу быть ближе. Быть отцом. И — когда-нибудь, если ты позволишь — снова мужем.

Это было не похоже на прежнего Виталика. Того, кто отмалчивался. Кто бежал от решений. Перед ней сидел мужчина, который, наконец, взрослел.

Марина впервые за долгое время улыбнулась искренне.

— Посмотрим, Виталик. Всё — со временем.

⸻

А через два дня позвонила свекровь.

— Что ты делаешь с моим сыном?! Он говорит, что переехал к вам! Верни его домой, Марина! Ты должна вернуться ради ребёнка!

Марина слушала молча. А потом спокойно, даже тепло ответила:

— Я уже вернула ребёнку мать. Теперь ты попробуй вернуть себе сына. Только без шантажа. И без обвинений.

И отключила.

На душе было тихо. Не радостно. Не победно. Но — спокойно. Впервые за годы.