— Можешь сразу целовать мне ноги! Ты здесь никто, просто домашняя работница! — холодно заявила свекровь.

— Можешь сразу целовать мне ноги! Ты здесь никто, просто домашняя работница! — прошипела Елена Павловна, и я поняла: это была не просто шутка. Это было предупреждение.

Три недели назад я вышла замуж за Артёма. Моя любовь, моя опора, мой муж. Мы были счастливы — счастливы настолько, что даже временное проживание у его родителей во время ремонта казалось мелочью. Дом просторный, чистый, с садом. Казалось, всё будет хорошо.

Но я не знала одного: этот дом дышит Еленой Павловной. Он пропитан её ароматом, её манерами, её взглядом на жизнь. А в её мире мне не было места.

— Осторожнее, детка! Там же наш свадебный сервиз! — крикнул Артём, подхватывая коробку, начавшую соскальзывать у меня из рук.

— Всё под контролем! — я улыбнулась.

Он чмокнул меня в висок и понёс коробку внутрь. А я на мгновение задержалась — вдохнула воздух с запахом жасмина и дорогого парфюма.

В доме было тихо, но ощущение, что за мной следят, не покидало. Елена Павловна появилась через минуту. В руках — фартук и строгий взгляд.

— Сыночек, ты, должно быть, устал. Я испекла твой любимый вишнёвый пирог.

— Лиза его тоже любит, мам, правда? — Артём обнял меня за плечи.

Я кивнула, но её лицо помрачнело на мгновение.

— Конечно. Проходите, чайник уже на плите.

Артёму вскоре позвонили — работа, срочные чертежи. Он ушёл в кабинет. Я осталась одна с Еленой Павловной.

Она подошла ближе. Теперь голос стал другим — низким, холодным.

— Уже разложила лапки? Думаешь, тебя сюда на трон посадили?

— Я просто распаковываю вещи, — тихо ответила я.

— Не строй из себя невинность. Я вижу насквозь. Обычная девочка с простым лицом — и вдруг, бац, женится на моём сыне. Удобно, да?

— Мы любим друг друга.

— О, пожалуйста! Артём добрый, романтик. Но он ещё не понял, что ты — ошибка. Маленькая ошибка молодости. Он скоро очнётся. А пока… веди себя тише воды. Ты здесь — никто.

С того дня я перестала чувствовать себя в этом доме женой Артёма. Я стала служанкой, незаметной, лишней.

Утром за завтраком Елена Павловна подала тосты, украшенные авокадо и икрой.

— Артём, ты так любишь утро по-итальянски, не так ли?

— Лиза делает отличные сырники, — улыбнулся он.

— Ах, да. Сырники. Очень… по-семейному, — усмехнулась она.

Потом начались «несчастные случаи». Разлитый кофе на моё платье. Потерянные серьги бабушки, якобы найденные в пылесосе. Вчера она уронила мою чашку на пол и, глядя мне в глаза, прошептала:

— Второй раз замуж обычно не выходят, милая. Надеюсь, ты это знаешь.

Я молчала. Артём ничего не замечал. Он работал с утра до позднего вечера, искренне веря, что мы с мамой «ищем общий язык».

Но язык был один — язык боли.

Моя мама приехала с домашними заготовками. Мы с Артёмом так радовались, что она наконец сможет увидеть, где мы живём. Она принесла банки с лечо, компотом, вареньем. Всё пахло детством, уютом, любовью.

— Какая милая экзотика, — произнесла Елена Павловна, глядя на банки, будто это были экспонаты из музея нищеты. — Артём, конечно, привык к более… изысканной кухне.

Мама улыбнулась, но я видела — ей было больно.

Когда Артём вышел в сад, свекровь подошла к маме вплотную.

— Вы, видимо, рассчитывали, что ваша дочь прицепится к моему сыну, и всё у вас будет: дом, статус, деньги?

— Что вы себе позволяете?! — мама побледнела.

— Только то, что все видят. И совет — соберите баночки. Артём не нуждается в провинциальных подачках.

Когда мама уехала, я больше не могла.

Я собрала вещи в рюкзак. Решила: мы будем ночевать в доме на стройке. Пусть там пыль, но там — свобода.

— Уезжаешь? — услышала я голос Елены Павловны.

— Да. Домой. Где нет презрения.

— Беги, беги. Артём увидит: ты не умеешь постоять за себя. Слабая женщина — это не для него. Он достоин лучшего.

Вдруг я услышала шаги. Не Артём. Гораздо тяжелее. В дверях стоял его отец — Виктор Семёнович.

— Что здесь происходит? — его голос был как гром.

— Витя… мы… — начала Елена Павловна.

— Я стоял за дверью. Слышал всё. Про «провинцию», «подачки», «ошибку молодости». Это не первый раз, Лен. Я видел, как Лиза плачет на кухне, как уходит на улицу звонить матери. Мне хватило. Хватило.

— Витя, не говори ерунды… она играет!

— Нет, Лен. Ты играешь. Как всегда. Тебе кажется, что ты защищаешь сына, но ты разрушаешь его жизнь. Уходи.

— Что?

— Я сказал: уходи. Я отвезу тебя на дачу. Там отдохнёшь. Перестанешь командовать. Артёму нужна жена, а не мама-царица.

Тишина стояла тяжёлая. Через полчаса она действительно уехала. Впервые за всё время я вдохнула спокойно.

— Прости, — сказал Виктор Семёнович. — Я должен был раньше вмешаться. Но я сам боялся её.

— Я… не хотела ссор. Просто хотела быть рядом с Артёмом.

— Ты сильная. И добрая. Это большая редкость.

Артём обнял меня ночью. Сказал, что всё знает. Отец рассказал. И что он горд тем, какую женщину выбрал.

— С тобой хоть в барак, хоть на стройку. Главное — вместе.

Я улыбнулась. И в первый раз за долгое время почувствовала: я — дома.

Тишина в доме была почти священной, не тишина мирного дома. нет. Скорее, тяжелое затишье, которое предшествует Буре. Виктор Семенович медленно поставил портфель на буфет, затем перевел взгляд на жену, застывшую в коридоре.

— Десять минут.… Я был там. Я все слышал, Елена. Каждое слово. Каждая пика. Каждое унижение.

Она отступила на шаг, белая, как льняная скатерть, которую она расстилала по воскресеньям.

– Витя… Ты не понимаешь, эта девушка…

— Эта девушка, как ты говоришь, твоя невестка. И ты растоптал ее. Преданная. Презревшая.

Я осталась стоять, моя рука все еще судорожно сжимала ремешок моей сумки. Я уже не знала, плакать мне или убегать… или оставаться.

Виктор Семенович повернулся ко мне.

– Лайза, останься. Я тебя прошу.

Елена Павловна сделала жест, как бы выражая протест, но ее муж просто поднял одну руку. Она не осмеливалась идти дальше.

— Я хочу, чтобы мы поговорили,-сказал он. Все трое. Нет, четверо.

Он достал свой телефон и позвонил Артему.

— Ты можешь приехать прямо сейчас ? Это важно. Очень важный.

Через несколько минут появился Артем с озабоченным лицом. Его взгляд переместился с меня на его мать, затем на его отца. Он сразу догадался, что что-то не так.

— Что, черт возьми, происходит ?

Виктор вздохнул.

— Пришло время, чтобы некоторые истины вышли наружу. Твоя мать перешла все границы. И это не в первый раз.

Артем широко раскрыл глаза.

— Что ты имеешь в виду?

— Я имеюю в виду, — ответил он по-русски для большей убедительности, – что твоя мать спустила Лизу с тех пор, как вы переехали этот период. Она разрушает наш дом. Я больше не могу это терпеть.

Елена Павловна вспыхнула :

— Так теперь я чудовище ? Потому что я хочу лучшего для своего сына ? Как ты думаешь, она его достойна ? Ты хочешь, чтобы он закончил с провинциальной девушкой, которая приносит консервы в банках, как на рынке ?

Тишина была ледяной. Артем подошел к матери.

— Ты только что сказала вслух то, о чем всегда думала, Да, мама ?

— Артём…

— Нет, мама. Ты солгал мне. Ты солгал нам. Ты разрушил единственный момент счастья, который у нас был под этой крышей. Ты обращался с моей женой как с нарушительницей, воровкой.

Он повернулся ко мне.

— А ты, Лайза … почему ты мне ничего не сказала ?

– Потому что я не хотел причинить тебе боль. Она твоя мать…

Я почувствовала, как у меня подступают слезы. На этот раз не боли, а освобождения.

— Я хотела быть сильной. Я думал, это пройдет. Я верила, что, проявив терпение, она в конце концов примет меня.

Виктор медленно кивнул.

— Она не изменится, Лайза. Но мы сами можем выбирать, как реагировать. Артем, ты должен решить, в чем заключается твоя лояльность.

Наступило долгое молчание. Затем мой муж взял меня за руку.

— Она здесь. С Лайзой. Я люблю тебя, мама, но мне уже не десять лет. Ты больше не решаешь за меня. Мы уезжаем.

Елена Павловна пошатнулась.

— Вы что, бросите меня одну? Этим … – она неопределенным жестом указала на обстановку вокруг себя, — этим холодным?

— Ты сама заперлась в этом холоде, мама. Ты забыл, что это такое-любить, не осуждая.

В тот вечер мы вышли из дома. Я не знаю, было ли это бегством или победой, но это был наш выбор.

Два месяца спустя

Солнце проникало в окна нашей маленькой гостиной, которая все еще находилась в стадии строительства. Повсюду была пыль, но также и смех. Мама резала хлеб на раскладном столике, Артем возился с полкой, а я готовила чай.

— Итак, что будет на ужин ? — спросил он, потянувшись.

— Экзотические вещи из провинции, любовь моя, – ответила я, смеясь. Домашние консервы. И счастья по желанию.

Когда-нибудь, может быть, придет ее мать. Но это была бы ее очередь нанести удар. Мы, мы перевернули страницу.